На главнуюНаписать письмоrss

Электронный журнал о СМИ






Союз журналистов России
Санкт-Петербургский Союз журналистов
Всемирная Газетная Ассоциация
Фонд защиты гласности
Центр экстремальной журналистики
ИА СеверИнформ / Новости Северо-Запада
Информационный портал для молодых журналистов
Санкт-Петербургская Лига журналистов

Новости масс-медиа

Первая полоса

  • 10.10.2003 18:30

    Исполнилось 10 лет НТВ


    История этой телекомпании незаурядна. Каких только взлетов она не достигала, какие только кризисы не переживала. Сегодня на примере НТВ можно изучать историю российской журналистики посткоммунистической эпохи. Однако перед этим, с праздником – коллеги!!!



    I.

    08.10.2003, «Газета»

    Евгений Киселев:
    «НТВ появилось на свет совершенно случайно»


    «Он все время ел лук, у него на столе в вазочке для фруктов лежали очищенные, нарезанные дольками сладкие луковицы, которыми он все норовил угостить своих гостей»

    Прежде чем продолжить рассказ о драматических, печальных, а порой и загадочных событиях, которые знаменовали собой конец «старого» НТВ – уходе Олега Добродеева, силовых акциях против «Медиа-Моста», вынужденной эмиграции Владимира Гусинского, – надо все-таки внести некоторую ясность в подробности рождения телекомпании.
    Ведь на самом деле НТВ появилось на свет совершенно случайно.
    Нет, разумеется, событие это было закономерное. Какая-то частная общенациональная телекомпания с ежедневным информационным и общественно-политическим вещанием родилась бы непременно – в обществе имелся очевидный запрос на такое телевидение. Но у него вполне могли бы оказаться другие создатели, к примеру, ВИД, АТВ или Ren TV, которые к 93-му году в отличие от нас вполне целеустремленно занимались телевизионным бизнесом и начинали задумываться о том, чтобы обзавестись собственным вещанием. У телекомпании мог оказаться и другой владелец. Тем более что наша первая встреча с Владимиром Гусинским произошла спонтанно, в результате уникального стечения обстоятельств. Вообще все, что за ней последовало, и то, что ей предшествовало, было цепочкой удивительных счастливых совпадений. Наверное, такое бывает раз в жизни. «Когда б вы знали, из какого сора...»
    Мы с Добродеевым тогда, весной 93-го, работали на Первом канале, тогда это была телекомпания «Останкино». Время было смутное. Ельцин воевал с Хасбулатовым и Руцким, было ясно, что рано или поздно грохнет, что нас день ото дня будут все больше заставлять работать исключительно в интересах президента, что мы будем скатываться от информации к пропаганде. Собственно говоря, это уже происходило. Сначала уволили Егора Владимировича Яковлева, при котором компания – при всех издержках этого процесса – стала стремительно превращаться из прежнего закоснелого Гостелерадио в живой организм. Затем, по сути, вынудили подать в отставку его первого зама Игоря Малашенко, непосредственно и небезуспешно руководившего телевидением. Теперь подбирались к Добродееву. Было ясно, что долго Олег на посту главного редактора информации не продержится. Да и программе «Итоги», существовавшей чуть больше года, тоже несдобровать. Тем более что люди, руководившие тогда телевидением, – главный президентский специалист по СМИ Михаил Полторанин и его ставленник Вячеслав Брагин, в недавнем прошлом то ли партийный, то ли советский работник из Твери, перековавшийся в яростного неофита-ельциниста, делали это покруче идеологического отдела ЦК КПСС.
    С «разбора полетов» у Брагина Добродеев приходил весь черный и страшно злой, порой до смешного – помню, Олега особенно раздражала манера Брагина все время есть лук, у него на столе в вазочке для фруктов лежали очищенные, нарезанные дольками сладкие луковицы, и Вячеслав Иванович все норовил угостить ими своих гостей...

    «Когда до зарплаты не оставалось ни шиша, я, грешным делом, подрабатывал иногда частным извозом на своей первой в жизни машине – ярко-красной «копейке»
    Мы все время говорили о том, что так жить нельзя, что дальше будет все хуже и хуже, что надо что-то делать. Проблема была не только в фактически появившейся цензуре. Редакция информации Первого канала, которая тогда носила высокопарное название ИТА – Информационное телевизионное агентство, – нищала не по дням, а по часам. Катастрофически не хватало денег на покупку техники – камер, монтажных, на командировки, особенно зарубежные.
    Помню, как летом 92-го, чтобы мы с Добродеевым поехали на встречу «большой семерки» в Мюнхен и сделали для «Итогов» большой репортаж о том, как впервые – пусть еще на птичьих правах – в этой встрече участвует Ельцин, пришлось найти какого-то весьма сомнительного спонсора, который дал нам деньги наличными. За это пришлось довольно долго показывать в разных выпусках новостей «джинсовые» сюжеты про совместную русско-германскую лавочку нашего «благодетеля». Но это хоть для дела, а многие втихаря работали на свой карман. «Джинса», как называли мы на своем жаргоне оплаченные комплиментарные сюжеты, расцветала в «Останкине» буйным цветом. И хотя журналисты новостей держались изо всех сил – все-таки делать «джинсовые» материалы считалось неприличным, – мы понимали, что эта зараза рано или поздно свалит нашу редакцию, потому что жить людям становилось все труднее, инфляция шла галопом, цены росли – в отличие от зарплаты, которая из весьма достойной очень скоро превратилась в нищенскую.
    Раньше, до телевидения, в минуту жизни трудную, когда до зарплаты не оставалось ни шиша, я, грешным делом, подрабатывал иногда частным извозом на своей первой в жизни машине – ярко-красной «копейке». Так продолжали спасаться и некоторые мои останкинские коллеги в те первые трудные ельцинские годы. Для меня же, как и для многих других, чьи лица были уже «засвечены» на экране, этот вариант уже не проходил. Люди стали уходить, прежде всего в частный бизнес. Еще полгода такой жизни – и политически и экономически – и от нашей службы новостей остались бы рожки да ножки.

    «А что, слабо? поехали!»
    Как раз тогда, в начале весны, один мой знакомый, уже всерьез занимавшийся бизнесом – сейчас он понемногу становится отечественным авиастроительным магнатом, – случайно заметил в разговоре со мной: из твоих «Итогов», между прочим, можно вырастить целую телекомпанию. Эта фраза запала мне в голову, и мы с Олегом стали говорить меж собой: а вот неплохо бы создать какую-то независимую частную продюсерскую фирму, которая будет выпускать программу «Итоги» самостоятельно, независимо от государственных структур.
    На самом деле идея была весьма наивной – если бы мы стали выпускать программу как независимые продюсеры, от цензуры все равно было не уйти. Государственное телевидение всегда имело бы возможность отказаться приобретать такую программу, а других каналов не было, вот и остались бы мы ни с чем, на мели. Но мы были очень молоды и, повторяю, очень наивны, а также ни черта не смыслили в бизнесе.
    И вот я узнаю случайно, что в Москве начала выходить новая ежедневная газета, газета «Сегодня», и владеет ею энергичный, успешный бизнесмен по фамилии Гусинский – владелец одновременно «Мост-Банка» и группы «Мост». И еще я узнаю, что Гусинский сумел собрать под знамена этой газеты очень много ярких журналистских имен, людей, которые раньше работали в «Независимой газете», а до этого – в «Московских новостях».
    И потом я вдруг вспомнил, как недавно я обедал со Славой Сурковым из «Менатепа» – он пригласил меня в модный тогда американский ресторан «Трен-Мос» на Комсомольском проспекте, чтобы обсудить предстоящее выступление в «Итогах» его шефа, молодого банкира Михаила Ходорковского, – и к нам за столик подсел старый знакомый, Сергей Зверев, работавший раньше пресс-секретарем Явлинского. Из разговора двух будущих заместителей главы президентской администрации, один из которых остается им до сих пор, выяснилось, что Зверев с недавних пор перешел от Явлинского к тому самому Гусинскому – заместителем по связям с общественностью, политическими партиями и государственными организациями. Я сунул в бумажник визитную карточку с новым телефоном Зверева.
    И вот в один прекрасный день в самом конце мая 1993 года Олег Добродеев зашел с утра в мой крошечный останкинский кабинетик, где с трудом помещались стол и два стула, в том самом прескверном настроении, какое у него бывало после общения с руководством, в очередной раз пожаловался, что ему все время мерещится ненавистный запах лука, и опять завел все тот же разговор: все плохо, а дальше будет еще хуже, надо что-то делать. И тогда я внутренне разозлился на себя и на него – очень хорошо это помню: ну сколько можно сокрушаться и при этом ничего не делать? Обломовщина какая-то! Чтобы поскорее перевести разговор к какую-то конкретную плоскость, я вдруг вспомнил тот обед с Сурковым и Зверевым, стал рассказывать Олегу про Гусинского и про его новую газету, а параллельно рылся в бумажнике в поисках той самой визитки и наконец нашел ее. (А ведь мог и не найти.) «Слушай, – говорю, – а давай я прямо сейчас позвоню Звереву, давай мы попробуем с его помощью встретиться с этим самым Гусинским». Олег без особого энтузиазма процедил: «Ну позвони». (А ведь мог, как это часто бывало, сказать что-нибудь вроде: нет, потом позвонишь, давай сначала обсудим, что будет в «Итогах» в это воскресенье, – и неизвестно, куда бы завел нас этот разговор.)
    Я набрал номер, ответила секретарша, Зверев оказался на месте и тут же взял трубку. (А мог не оказаться.) Спрашиваю: а можно с тобой встретиться? – А что случилось? – Да вот, знаешь, мы тут с Добродеевым следим за успехами газеты «Сегодня» и хотим спросить, нет ли у вас желания сделать нечто подобное на телевидении – с нашим участием?
    И тут я, кажется, услышал, как Зверев прямо в кресле подскочил: есть! Конечно есть! Когда вы можете приехать? – А когда удобно? – Приезжайте прямо сейчас.
    Мы с Добродеевым переглянулись. Олег всегда очень медленно, трудно, осторожно принимал даже не самые серьезные решения, но в тот день с ним что-то случилось. С озорным выражением лица он махнул рукой: а что, слабо? Поехали!
    Десять лет назад в Москве еще не было нынешних пробок, и минут за двадцать мы домчались из Останкина до Нового Арбата, где в бывшем здании СЭВ, а ныне мэрии, помещалась группа «Мост». Мы зашли в кабинет Зверева и сразу же были сражены – нет, не роскошью, роскоши там особой не было – невиданными нигде в Москве чистотой, блеском и удобствами его кабинета (это после наших-то обшарпанных, густо населенных мышами комнат в «Останкине»!) Сразу же, ей-богу, захотелось остаться навсегда... Мы с ходу начали излагать идею насчет перевода «Итогов» в независимое производство. На пятой минуте разговора Зверев нас оборвал: так, это все страшно интересно, но дальше надо разговаривать не со мной – дальше надо разговаривать с Гусинским, я сейчас узнаю, на месте ли он и когда сможет с вами встретиться. Дальше, как уже много лет спустя рассказал Сергей, произошло примерно следующее. Он ввалился в кабинет Гусинского, который находился там же, на 21-м этаже здания мэрии – там шло какое-то важное совещание, – отвел его в сторону и сказал: «Володя, если мы действительно серьезно хотим заниматься телевидением, то мне кажется, что у нас сейчас есть уникальный шанс, потому что у меня в кабинете сейчас сидят ребята, которые сегодня, ну, если не «номер один» на нашем отечественном телевидении, то по крайней мере в первой пятерке точно. И мне кажется, что этот шанс нельзя упускать, надо их сейчас брать, садиться и начинать разговаривать».
    Что, собственно говоря, и произошло. Гусинский поломал свой график, мы с Добродеевым зашли в его кабинет и начали разговаривать. Первое знакомство с Владимиром Александровичем оставило неизгладимое впечатление. Он оказался невероятно обаятельным человеком – излучал энергию, талант, уверенность в себе. У него вообще было потрясающее лидерское качество – зажигать своими идеями партнеров и подчиненных. Уже через несколько минут Гусинский обрисовал нам головокружительную перспективу: финансировать производство «Итогов»? Да это вообще не вопрос. Мы должны сделать независимую телекомпанию, целый канал. Мы оторопели: а как, где? – Найдем решение!
    Тут же в кабинет вызвали тучу каких-то юристов, финансистов, я уже не помню всех имен и фамилий, Гусинский стал раздавать указания – и работа закипела...
    А ведь, повторяю, все могло быть по-другому. Я мог не дозвониться до Зверева. У Добродеева могли быть какие-то срочные дела, и он не смог бы сразу же поехать на Новый Арбат. Гусинского могло не оказаться на месте. Он часто надолго уезжал за границу. За это время у меня или у Добродеева мог пройти запал, но все удивительным образом совпало – один к одному, – и начался новый этап в жизни, закрутил нас, завертел...
    И тогда же, на самой первой встрече, Гусинский сказал нам принципиально важную вещь: ребята, вы, конечно, классные журналисты, вы все понимаете в телевидении; ни ты, ни ты, никто из вас не потянет должности генерального директора новой компании. Вам нужен сильный администратор, человек с большим опытом организационной работы. Желательно, чтобы он хотя бы немного разбирался в финансах, умел вести переговоры, а еще лучше, чтобы и в телевидении кое-что понимал.
    И мы с Добродеевым, переглянувшись, как мне тогда показалось, буквально хором сказали: Игорь Малашенко. Нам так замечательно работалось с ним на Первом канале, когда он был замом Егора Яковлева и руководил телевидением, пока его не выжили оттуда. Я не случайно говорю: тогда мне показалось, что фамилию Малашенко мы произнесли одновременно. Потом, уже много лет спустя, мне пришло в голову: а не выпалил ли я ее сдуру первым, не подумав, что сперва надо посоветоваться с Олегом, узнать, каковы его амбиции? Или, может быть, он видел на этом месте кого-то еще? И не в тот ли момент появилась первая трещина в наших отношениях?

    «Кто-то из технических сотрудников имел глупость послать такое вот стандартное приглашение самому Добродееву. Получалось действительно нелепо: другая организация приглашает его к себе самому в гости»
    Я знаю, что многие до сих пор считают, что, спустя шесть с половиной лет после нашей первой встречи с Гусинским, когда в январе 2000 года Добродеев объявил, что уходит с НТВ, отношения между мной и Олегом были испорчены вконец, а под самый занавес между нами вообще произошла какая-то крупная ссора, и именно это спровоцировало многие последующие события. Но самое удивительное состоит в том, что формально никакой ссоры не было. Конфликт, из-за которого Олег решил подать в отставку, был абсолютно мелким, смехотворным: 17 января в гостинице «Редиссон-Славянская» должен был состояться традиционный прием для столичного политического и журналистского бомонда, который мы устраивали каждый год в честь очередной годовщины начала вещания НТВ на «четвертой кнопке» (это был как бы второй официальный день рождения компании). Кстати, этот прием раньше считался одним из самых главных светских раутов в жизни Москвы, и получить на него приглашение было очень престижно. В тот год кто-то почему-то распорядился, чтобы приглашения на прием рассылались от имени «Медиа-Моста» – холдинга, частью которого было НТВ (вместе с НТВ+, «Эхом Москвы», газетой «Сегодня», еженедельниками «Итоги» и «Семь дней», журналом «Караван историй»). В приглашении так и было написано: «Медиа-Мост» приглашает Вас на прием по случаю 6-летия со дня выхода в эфир канала НТВ...» – или что-то в этом духе. И вот на эту-то формулировку демонстративно оскорбился Добродеев: мол, его настолько в грош не ставят, что даже лишили права от собственного имени, приглашать гостей на праздник своей компании. И к тому же кто-то из технических сотрудников имел глупость послать такое вот стандартное приглашение самому Добродееву. Получалось действительно нелепо: другая организация приглашает его к себе самому в гости.
    Все, мое терпение лопнуло, я ухожу – сказал, как отрезал, Олег. Узнав об этом – в тот день меня не было в Москве, – я поздно вечером позвонил Олегу и, наверное, в несколько запальчивой форме начал уговаривать его одуматься, наплевать на всю эту бумажную ерунду, когда речь идет о судьбе компании. Но в ответ получил довольно резкую отповедь – чтобы я, мол, никогда больше не говорил с ним таким тоном в столь неурочное время.
    В тот момент это был, пожалуй, единственный эпизод, хоть сколько-нибудь отдаленным образом напоминавший ссору. А в тот печальный день, когда Олег уже официально сообщил коллективу, что уходит в долгосрочный отпуск – именно так он сформулировал это, хотя всем все было ясно, – мы расцеловались, когда уже достаточно поздно вечером я уходил с работы, а Олега все не отпускали наши журналисты. Все это стихийным образом вылилось в бурную, далеко за полночь, «отвальную» в известном останкинском ресторане «Твин пигз». А дальше началась полная ерунда.
    Очевидцы утверждают, что под самый конец вечеринки Олег широким жестом отпустил всех своих водителей и охранников, велев им на следующий день отдыхать. И, видимо, напрочь про это забыл. Утром же, проснувшись, он обнаружил, что, вопреки обыкновению, никто не поджидает его у подъезда дома, смертельно обиделся, позвонил Гусинскому и обвинил его в том, что тот, мол, не дождавшись даже, пока остынет кресло кабинете Олега, в худших совковых традициях отбирает у него машину и охрану. Тогда в ответ обиделся Гусинский и сгоряча приказал охране и водителям Добродеева находиться при нем или у его дома неотлучно с утра до вечера. На робкий вопрос: а как нам быть, если Олег Борисович не захочет с нами ездить? – Гусинский отрезал: делайте что хотите, а не то уволю. Несчастные мужики перепугались – это мы знали, что Гусинский каждый день кого-нибудь с треском увольняет, и с улыбкой относились к вспышкам его темперамента, – а ребята восприняли все всерьез и действительно попытались было таскаться за Олегом по пятам, как только он выходил на улицу. У Добродеева нервы были на взводе, и он решил, что Гусинский пустил за ним «наружку». В общем, нашла коса на камень, и пошло-поехало...
    Насколько я знаю из разговоров, которые у меня были с Гусинским в те дни, Владимир Александрович вовсе не хотел, чтобы Добродеев совсем ушел из «Медиа-Моста», и наивно думал, что Олега можно будет как-нибудь по-другому использовать. Во всяком случае, когда вдруг, меньше чем через две недели, появилась первая утечка информации, что Олега вот-вот назначат руководителем государственной телерадиокомпании ВГТРК, то есть прежде всего РТР – второго общероссийского канала телевидения, для Гусинского это было полной неожиданностью, и весьма неприятной. Как, впрочем, и для всех нас. Находившийся в тот момент за границей на Всемирном экономическом форуме в Давосе Гусинский, с его слов, тут же позвонил Олегу, тот подтвердил, что ему сделано такое предложение на самом высоком уровне, но он пока окончательного согласия не дал. Гусинский попросил его повременить с окончательным ответом, дождаться завтрашнего дня, когда он вернется в Москву. Хотя не знаю, зачем это было нужно Володе, едва ли мог он рассчитывать, что ему удастся Добродеева отговорить, удержать. Но, опять-таки со слов Гусинского, Олег якобы пообещал, что дождется его. Но уже через час или два агентства передали официальное сообщение, что Олег Добродеев указом Путина назначен председателем ВГТРК. А еще через несколько дней началась многомесячная эпопея с переманиванием лучших журналистов НТВ на РТР...
    Вот тогда я, каюсь, вместо того, чтобы попытаться объясниться с Олегом с глазу на глаз, имел глупость начать отвечать на его действия достаточно резкими публичными заявлениями, и вот тогда действительно между нами возникла заочная ссора... Хотя не удивлюсь, если у самого Добродеева совсем иное объяснение тех же самых событий. Как и других, впрочем, тоже.

    «Я пытался как мог убедить Женю, что это тяжелая ошибка»
    Быть может, мою запальчивость объясняет то, что я тогда просто кипел от возмущения – как же так, Олег публично, в одном из первых своих интервью, пообещал, что этого делать не будет, что не в его правилах разрушать дом, который он строил. Это – на словах. А на деле – один за другим несколько звезд НТВ объявили, что «уходят к Олегу». Больше того, я знал, что он лично звонит некоторым нашим журналистам и приглашает их на переговоры.
    Самой первой и, пожалуй, самой невосполнимой потерей стал уход одного из лучших наших политических репортеров Евгения Ревенко. История это печальная. Олег предложил ему работать ведущим новостей с прицелом в будущем на еженедельную итоговую программу. Я пытался как мог убедить Женю, что это тяжелая ошибка, что ведущий – особая профессия, что классные корреспонденты не обязательно становятся столь же популярными и авторитетными ведущими, что каждую неделю быть автором главного материала «Итогов» о важнейшем политическом событии прошедших семи дней может быть не менее престижно, чем вести такую программу. Приводил в пример знаменитого американского телеведущего Питера Дженингса, которого когда-то в значительно более зрелом возрасте посадили вести главный вечерний выпуск новостей телекомпании Эй-би-си, а безжалостные телекритики тут же окрестили его «мальчишкой», и пришлось Дженингсу на много лет уехать корреспондентом в Лондон, чтобы, как говорится, ударной репортерской работой компенсировать репутационные потери. И только почти десять лет спустя он снова занял место ведущего...
    Но Женя не слышал моих доводов. Для него Олег был царь и Бог, и на этом точка. Ну, не мог я сказать Жене в лицо некоторые вещи, которые могли его обидеть, не мог сказать, например, что ты слишком юно выглядишь для ведущего. Женя очень старался, но с самого начала выглядел на экране именно старательным мальчиком-отличником (я не говорю ничего о том, что, с точки зрения редакционной линии, все программы, которые он вел, включая последнюю, самую престижную, «Вести недели», имели откровенно проправительственный перекос). В результате уже и наши телекритики, не менее жестокие порой, чем их американские собратья, тоже стали нет-нет да писать о Ревенко в ироническом тоне. Кончилось все плачевно. Уже нынешней осенью Ревенко отстранили от ведения программы «Вести недели». Мне рассказывали, что Женя очень тяжело переживал случившееся. К сожалению, я оказался прав. Прав я оказался и в другой похожей истории. Блестящий корреспондент Александр Абраменко, много, смело, успешно работавший в Чечне, тогда же, вскоре после ухода Добродеева на РТР, получил от него головокружительное предложение стать главным редактором «Вестей». Вот тут я честно сказал Саше: извини за прямоту, но у тебя это едва ли получится. Саша мне не поверил. Не получилось. Что теперь с ним, я даже не знаю. Говорят, продолжает работать на РТР в какой-то утешительной должности. Даже если это не так, превосходного репортера Александра Абраменко телезрители потеряли. С другой стороны, я очень рад, что, уйдя с НТВ к Добродееву на РТР, сумел найти себя очень талантливый человек Владимир Лусканов. Он начинал еще в «Итогах» на Первом канале, потом пришел на НТВ – с первого дня. Первым из журналистов России получил ТЭФИ в номинации «Лучший репортер» за блестящие очерки с первой чеченской войны, потом стал вести в программе «Сегодня» ежедневную рубрику «Тема дня», делать очень необычные, запоминающиеся комментарии, используя в них фрагменты мультфильмов, отрывки из музыкальных клипов, рекламных роликов, реплики знаменитых киногероев вроде Мюллера из «Семнадцати мгновений весны» или солдата Сухова из «Белого солнца пустыни» – прием, который потом развил до совершенства Виктор Шендерович в своих программах «Итого» и «Бесплатный сыр». А потом с Володей что-то случилось. Он как-то вдруг исписался. Один неудачный комментарий, другой, третий... Было просто больно смотреть, как Лусканов часами ходит по коридору, обдумывая текст очередного материала, который опять пойдет в корзину... В результате рубрика «Тема дня» перестала быть регулярной, а потом и вовсе закрылась. Не знаю, в чем была причина той затянувшейся полосы неудач. Зато на РТР Володя Лусканов неожиданно нашел себя совершенно в новом качестве – стал, по сути, главным редактором выпуска городских новостей «Вести – Москва», которые в 2001 году принесли ему вторую в его жизни статуэтку ТЭФИ. Было и еще несколько случаев, когда мои бывшие коллеги уходили «к Олегу». Знаю и несколько других – когда люди не соглашались, выдержав многомесячную осаду, ежедневные телефонные уговоры, всяческие посулы. О нескольких людях, ушедших на РТР, не жалел вовсе , ибо не особо ценил их журналистское мастерство, а по-человечески без них даже легче стало... Конечно, все уходы и переходы жутко отравляли атмосферу в редакции. В отношениях между журналистами появилась подозрительность. Специально ли это делалось? Хотел ли Олег, когда он уводил с НТВ лучшие кадры, как бы он это ни отрицал публично, «хлопнуть дверью», с кем-то поквитаться за прошлые обиды? Или он действовал из лучших побуждений, зная лучше нас, что у нас нет будущего, что НТВ в прежнем его виде осталось жить недолго, и помогал тем, кто был ему ближе, симпатичнее, устроить свою судьбу? И вообще, не был ли сам уход Олега если не организован, то как минимум спровоцирован теми, кто развязал войну против НТВ и хотел максимально ослабить нашу телекомпанию? Я знаю, что многие думают именно так. Это точка зрения, я бы сказал, конспирологическая. В жизни все намного сложней. Но об этом – в следующей части моих заметок.


    07.10.2003, «Газета»

    Евгений Киселев:
    «10 лет, которые я никогда не забуду»

    «Уходили они не из-за меня, не потому, что так уж верили в меня как в путеводную звезду. Какая я, к черту, путеводная звезда! Нет, это был протест против грубой силы, против унижения, против нежелания считаться с их мнением, против лицемерия, которым вся эта акция сопровождалась». Евгений Киселев – ГАЗЕТЕ

    «Всю историю про то, как создавалось НТВ, конечно, рассказать полностью пока невозможно»
    Оговорюсь сразу, все, о чем будет рассказано в этих заметках, относится к старому НТВ. Этой телекомпании, которая недавно была еще самой модной, самой продвинутой, про которую иные московские тусовщики и снобы с интонацией интеллектуального превосходства говорили: «Я теперь смотрю только НТВ», – ее больше нет. По моему глубокому убеждению, старое НТВ прекратило свое существование в апреле 2001 года. Мы отмечаем десятилетие торговой марки, или, как теперь принято говорить, бренда НТВ, но за этими тремя буквами – совсем другая компания. Под словом «другая» я, упаси Бог, не подразумеваю «плохая». Просто другая: другие люди, иногда вроде бы те же самые, но изменившиеся порой до неузнаваемости. Другие правила игры, другие традиции, другие руководители, другая редакционная, программная, кадровая политика.
    Сразу же сделаю еще одну оговорку: всю историю про то, как создавалось НТВ, про все, что происходило внутри телекомпании и вокруг нее, конечно, рассказать полностью пока невозможно. Как историк по образованию, я хорошо знаю: чтобы писать историю каких-либо событий или даже мемуары, хоть чуть-чуть претендующие на объективность, нужна дистанция во времени, а его прошло слишком мало. Так что эти заметки не попытка написать историю первых лет НТВ. Это скорее разрозненные и очень субъективные наброски участника событий к будущим мемуарам, которые он когда-нибудь напишет, а может, и не напишет вовсе. Боюсь, что, когда пройдет время и о многом из истории НТВ можно будет рассказать, эти воспоминания уже никому не будут интересны. А пока интерес есть.
    И, кроме того, многое забывается, дневники я, увы, так и не приучился вести, и только обещание, данное главному редактору ГАЗЕТЫ, написать эти заметки к десятилетию моей бывшей телекомпании, заставило меня сесть за компьютер и как-то привести в порядок обрывки воспоминаний об этих потрясающих десяти годах. Точнее, семи с половиной, потому что последние два с половиной года я ни разу не переступал порога НТВ.

    «Все мои старания уехать из Москвы незаметно успехом не увенчались»
    Последний раз я был там 11 апреля 2001 года. В тот день я принял решение: надо уходить из компании, изменить что-либо невозможно, никакие апелляционные суды, никакие общественные советы ни во главе с Горбачевым, ни во главе с кем-то еще не помогут. Люди, объявившие НТВ войну, двигались к намеченной цели с беспощадной последовательностью асфальтового катка: телекомпания должна была перейти под контроль «Газпрома», а я должен был покинуть пост руководителя НТВ. В рядах же журналистов канала царили полный разброд и шатание.
    В общем-то некрасиво повели себя всего лишь несколько человек, которые вслед за Леней Парфеновым и Таней Митковой стали писать заявления об уходе «в никуда». С трудом верю, что они не знали или не понимали, что всего через несколько дней они вернутся обратно, а их заявления об уходе нужны Кремлю, Лесину, Коху только для пиара, чтобы можно было с ловкостью фокусника продемонстрировать публике: вот, мол, не все журналисты НТВ поддерживают Киселева. А может быть, и не понимали...
    Так или иначе, но большинство молча колебались, все больше теряя веру в то, что удастся сохранить нашу команду, нашу неповторимую атмосферу внутри редакции...
    Я давно уже не держу ни на кого зла. Ни на тех, ни на других. Как водится, многих наказала сама судьба. Кое-кого – жестоко. И все-таки скажу: сегодня гораздо честнее и порядочнее выглядят в моих глазах те из моих бывших коллег, которые в митингах и бурных собраниях не участвовали, но и в открытых письмах меня не разоблачали, заявлений об псевдоувольнении не подавали, тихо себе сидели и ждали, чем все закончится. Зная себе цену, зная, что в профессии все равно останутся.
    Владимир Гусинский, основатель и прежний хозяин НТВ, давно уже вынужденный уехать из России, по телефону из Испании давал мне понять, что есть «запасной аэродром». Я, разумеется, догадывался, что речь идет о ТВ-6, но когда и на каких условиях этим «запасным аэродромом» можно будет воспользоваться, сколько человек смогут, если захотят, перейти на ТВ-6 – все эти вопросы Гусинский по телефону обсуждать не хотел. И тогда я решил: надо лететь и разговаривать лично.
    Чтобы не афишировать свой отъезд, ни слова никому не говоря, поехал в представительство Swissair, и сам, не по телефону, забронировал себе билет на следующее утро на рейс до Цюриха, а оттуда – до Малаги. Не помню, что в тот день было на работе в «Останкино», про те жуткие дни в апреле не скажешь «незабываемые», потому что на самом деле они слились в памяти воедино: бесконечные разговоры, собрания, встречи, посиделки до глубокой ночи, интервью журналистам, осаждавшим нашу редакцию, дневавшим и ночевавшим в холле НТВ и у меня под дверью, в приемной генерального директора. И только как вспышки – приезд Коха в «Останкино», Таня Миткова горько плачет на лестнице, а я ее утешаю, но при этом, грешен, ловлю себя на мысли, что не верю этим слезам, холодные глаза Алексея Пивоварова, вслед за Парфеновым пришедшего с заявлением об уходе «в никуда», и тут же мысль: надо же, до вчерашнего дня он смотрел на меня совсем другими глазами, Парфенов в студии у Диброва и, через несколько минут после той злополучной передачи, другой Алексей – Кондулуков, рыдая, как ребенок, в голос, навзрыд, врывается в корреспондентскую комнату и только повторяет: «Я ж его так любил! А он ... А он...»
    Отчетливо помню зато, что вечером и ночью накануне отлета чувствовал себя абсолютно счастливым – и от того, что внутреннее решение принято, и от того, что вырвался с нашего энтэвэшного восьмого этажа в «Останкино», где я порой оставался до утра в те самые безумные апрельские дни, и от того, что еще я вдруг заметил, что на дворе весна и что откуда-то возникло забытое чувство эфемерной свободы, возникавшее в далеком уже детстве, когда мы, мальчишки, сбегали с уроков.
    Разумеется, все мои старания уехать из Москвы незаметно – я даже переночевал не дома, а в гостинице и оттуда поехал утром в аэропорт не на служебной машине, а на такси – успехом не увенчались. За мной явно следили, телефоны мои, видимо, прослушивались, на это весьма прозрачно намекнул однажды сам Владимир Владимирович Путин на памятной встрече в Кремле. Присутствовавшие на ней Светлана Сорокина, Виктор Шендерович, Марианна Максимовская не дадут соврать – президент вдруг сказал, обращаясь ко мне: «Вы думаете, я не знаю, как Гусинский часами вас инструктирует по телефону?» Я тогда аж задохнулся от возмущения, но нашел в себе наглость возразить президенту: «Да, разговариваю, подолгу, и не скрываю этого, потому что мы друзья, потому что мне интересно мнение Гусинского, его оценки тех или иных событий...» Путин не дал мне договорить, сделав вид, что кто-то перебил меня, переключился на другого участника встречи и мастерски увел разговор в сторону.
    Так вот, следили за мной чуть ли не в замочную скважину, так что своим отъездом, я, скорее всего, сам запустил механизм тех событий, которые разыгрались на НТВ в ночь с 13 на 14 апреля, когда новые владельцы силой захватили помещения нашей редакции. Дело в том, что многие были убеждены, что я – единственный возмутитель спокойствия, что мне каким-то образом удалось то ли запугать, то ли зомбировать людей и что все страсти на НТВ улягутся, стоит только от меня избавиться, ну не от меня одного – еще от двух-трех людей из моего «истеричного окружения», как выразился в те дни автор одного из многочисленных открытых писем, тогда излюбленного жанра заочного общения между участниками событий. Под «истеричным окружением» имелись в виду, очевидно, Марианна Максимовская, Андрей Норкин и пресс-секретарь НТВ Маша Шахова, моя жена. Во всяком случае у новой охраны, заблокировавшей в ту ночь вход в редакцию, было указание не пропускать внутрь только этих троих.
    Как бы то ни было, мне до сих пор кажется, что инициаторы довольно скверно организованного захвата тогда просто поторопились, либо у кого-то сдали нервы. Еще несколько дней активных закулисных переговоров с ведущими журналистами редакции – и никакого захвата могло бы и не понадобиться...

    «Я до сих пор иногда говорю себе: а ведь ты мог бы с ним договориться об условиях почетной капитуляции, остался бы на НТВ, был бы в полном шоколаде»
    Надо сказать, что Борис Йордан в те дни дважды пытался встретиться со мной – выходил на меня через посредников.
    Я до сих пор иногда говорю себе: а ведь ты мог бы с ним договориться об условиях почетной капитуляции, остался бы на НТВ, был бы в полном шоколаде – ведь те, кто остался, не прогадали ни в чем. Надо отдать должное Йордану, каковы бы ни были его истинные мотивы, но он сделал все, чтобы наладить отношения с журналистами, оставшимися на НТВ после моего ухода, до такой степени, что многие искренне полюбили его – настолько, что даже попытались протестовать против его отставки, – то есть в результате сами сделали то, за что в апреле 2001-го осуждали меня и тех, кто меня поддержал.
    Мы встретились с Йорданом – единственный раз – только в январе этого года, когда вопрос о его отставке был уже решен. Мы посидели, хорошо, можно сказать душевно, поговорили. Милый, обаятельный человек. Говорят, уже после всех событий подружился в Америке с Гусинским... Наверное, и я теоретически смог бы с ним сработаться.
    И тогда я вновь подумал: действительно, а почему я тогда не пошел на компромисс? Была ведь возможность остаться при Йордане на декоративной, но вполне почетной должности главного редактора, то есть ровно в том качестве, в котором я спустя всего год согласился быть на ТВС?! Ответ очень простой: ну не мог я предать Гусинского, как не смог потом бросить товарищей, когда отключили ТВ-6 и Гусинский предлагал мне уехать и работать с ним за границей, а я отказался, и он на меня смертельно обиделся. И у меня не нашлось слов, чтобы объяснить Володе, почему это было бы с моей стороны еще большим предательством. Точно так же и тогда, весной 2001-го, невозможно было никому объяснить, почему договариваться с Йорданом было бы предательством с моей стороны. Вот для того же Алеши Пивоварова действительно, какая разница, кто владеет компанией, Гусинский или Вяхирев со товарищи, кто генеральный директор, Киселев или Йордан. А вот я не мог. Ведь Гусинского тогда только что выпустили из испанской тюрьмы. Выпустили и, глядишь, могли забрать обратно, чтобы выдать в Россию, в «Лефортово» или «Матросскую Тишину» (приговор испанского суда с отказом в экстрадиции Гусинского объявили позже, уже после того, как на НТВ все было закончено). И вся эта история с долгами закрутилась только для того, чтобы примерно наказать Гусинского, чтобы все знали, как новая власть обойдется с любым строптивцем. Ну как мне было от него отречься?
    Мы же с ним были друзьями – или во всяком случае я так считал. По в общем-то справедливому замечанию Олега Добродеева, я установил с хозяином НТВ слишком близкие отношения – это верно, я об этом даже не задумывался тогда, просто дружил искреннее, получая удовольствие от общения с этим ярким человеком.
    Я строил эти отношения вовсе не для того, чтобы в минуту жизни трудную воспользоваться хозяйским самолетом или яхтой, которые умчали бы меня в ласковые дали, в чем, похоже, не сомневался Добродеев, публично в прессе предрекая мне такую судьбу. Я хорошо помню, как мы однажды, осенью 99-го, заспорили с Олегом, как жить дальше, – власть понемногу наращивала давление и на НТВ и на «Медиа-Мост». Добродеев не предвидел впереди ничего хорошего, рисовал самые пессимистические сценарии развития событий. (Надо сказать, оказался совершенно точен в своих прогнозах.) Тогда я сгоряча брякнул: «Ну если все будет так, как ты предсказываешь, пошлю все на фиг и уеду». На что Добродеев с той неповторимой назидательной интонацией школьного учителя-моралиста, которая вдруг у него появлялась иногда, произнес какую-то страшно банальную фразу вроде «участь эмигранта горька». Из чего я заключил, что Олег тогда отнесся к моим словам вполне серьезно. А еще я с грустью подумал: надо же, неужели Олег готовится сойти с корабля?
    Так оно и случилось, но это – отдельная история...

    «Ночью меня разбудил звонок Гусинского: срочно выезжай в аэропорт, тебя ждет самолет – в Москве идет захват редакции...»
    А тогда, ранним утром 12 апреля, я полетел в Испанию. Дорога с пересадкой в Цюрихе заняла полдня, но к раннему вечеру я был уже у Гусинского. Там неожиданно для меня оказался Борис Березовский – тогдашний владелец шестого канала. Разговор был на редкость коротким: Березовский сказал, что не сомневается – НТВ отстоять не удастся, жестом остановил Гусинского, который – неисправимый спорщик! – попытался тут же устроить дискуссию на эту тему, поинтересовался, во что может обойтись ему прием на работу нескольких сот сотрудников НТВ, если они захотят уйти вслед за мной, не испугался названной цифры и сообщил, что готов предложить мне должность генерального директора ТВ-6. Судя по всему, вопрос был уже решен. И я тут же дал принципиальное согласие.
    На следующий день мы долго обсуждали какие-то детали, а в субботу утром я должен был лететь обратно. Но ночью меня разбудил звонок Гусинского: срочно выезжай в аэропорт, тебя ждет самолет – в Москве идет захват редакции...
    Благодаря частному самолету я добрался до Москвы уже днем, но к тому времени все уже было кончено. Мои коллеги и друзья – те, кто решил уйти с НТВ, – ждали меня в помещении телекомпании ТНТ, еще остававшейся в собственности Гусинского. Она находилась там же, в «Останкино», но через дорогу, в противоположном корпусе телецентра. Потому так картинно, с нехитрыми пожитками в руках, унося свои парадные фотографии, прежде украшавшие стены НТВ, переходили в тот день мои товарищи через улицу Академика Королева, словно через Рубикон. У меня ни тогда ни сейчас не было ни малейшего сомнения: уходили они не из-за меня, не потому что так уж верили в меня, как в путеводную звезду. Какая я, к черту, путеводная звезда! Нет, это был протест против грубой силы, против унижения, против нежелания считаться с их мнением, против лицемерия, которым вся эта акция сопровождалась. Повторяю, не было бы того ночного захвата – глядишь, ничего бы и не случилось: вместе со мной с НТВ ушла бы лишь горстка журналистов. А так – почти полкомпании. Причем, что удивительно, ушли многие работники, казалось бы, напрямую к журналистике, к свободе слова и печати отношения не имеющие: люди из бухгалтерии, из технических служб...
    Разумеется, когда я приехал на ТНТ, меня тут же окружили, закидали вопросами, что будет дальше, стали наперебой рассказывать о событиях минувшей ночи.
    Наверное, самое драматическое из них и одновременно самое по-своему загадочное – это появление в редакции во время ее захвата моего предшественника на посту генерального директора НТВ Олега Добродеева. К тому времени, уйдя с НТВ в январе 2000 года, он уже больше года возглавлял государственное телевидение – ВГТРК. Казалось, он отрезал все нити, связавшие его с нашим общим детищем – НТВ. И вдруг он появляется на канале. По рассказам очевидцев – тут надо делать поправку на то, что страсти были накалены, что была ночь, что кругом был полный сумбур, – невозможно было понять, зачем все-таки приехал Добродеев. С одной стороны, он вроде бы защищал журналистов от сотрудников службы безопасности, непосредственно осуществлявших захват редакции, и за это честь ему и хвала. Захватчики вели себя грубо, порой вызывающе, занимались не только тем, что кого-то впускали, а кого-то не впускали на этаж. Например, бесследно исчез жесткий диск с моего компьютера, стоявшего у меня в кабинете на столе. Видимо, кто-то решил, что я хранил в компьютере какие-то особо секретные документы. На самом деле там были только мои журналистские тексты, которые, к сожалению, бесследно пропали.
    С другой стороны, Олег уговаривал всех ведущих журналистов редакции никуда не уходить, смириться с происходящим и продолжать работать как ни в чем не бывало. Вот тут он встретил неожиданную даже для меня реакцию, если не сказать отпор. Особенно неприятно было Олегу, конечно, что его старый университетский друг Володя Кара-Мурза – человек внешне очень мягкий, но способный на самом деле проявлять редкую твердость характера – стал прилюдно говорить ему в лицо самые нелицеприятные вещи. Я слышал от многих, что будто бы до сих пор Олег не может забыть и другую сцену – с Алимом Юсуповым, – которая приобрела широкую известность после того, как ее рассказал Виктор Шендерович в книге «Здесь было НТВ».
    Алим сидел и писал заявление об уходе. Олег подошел к нему со словами, что, мол, рано уходить из профессии, на что Алим с неожиданной для него жесткостью ответил: «Есть вещи поважнее профессии...»
    Я часто думал, неужели Олег, такой тонкий, умный, умеющий все просчитать человек, не ждал, что его встретит такой холодный прием? Или у него были плохие информаторы, заставившие его поверить, что стоит ему появиться на НТВ, и все успокоится? Что было на самом деле? И зачем Добродееву понадобилось тогда делать какое-то странное, нелепое заявление об отставке с поста председателя ВГТРК, которую президент, конечно же, не принял, а Олег не сумел потом даже толком объяснить? Что это было – жест протеста против того, что нельзя обходиться с телекомпаниями теми же методами, которыми одна группировка братвы отбирает у другой очередной ГОК? Или шаг человека, не справившегося с каким-то ответственным заданием? Думаю, что это могло быть и то и другое.
    Во всяком случае мне довелось услышать такую версию: Добродеев накануне узнал – от министра печати Лесина ли, от кого-то еще, не важно – о готовящейся акции и бросился к Путину, стал уговаривать его вмешаться, чтобы не допустить этого. Ну действительно, история обещала быть очень некрасивой, в худшем стиле самых настоящих бандитских или полубандитских разборок вокруг недоделенных кусков собственности. Видимо, Путин в ответ на все это сказал Добродееву: мол, вы там, Олег Борисович, среди отцов-основателей были, вас там уважают, вот вы поезжайте и сделайте так, чтобы смена руководства в телекомпании прошла спокойно, без драки, без скандала, чтобы все остались на своих местах. Предотвратить скандал не удалось – может быть, поэтому и родилось заявление об отставке.

    «Там работает отличный парень – Олег Добродеев. передавай привет и вообще держись его. Он – свой»
    Имя Олега Добродеева в этих заметках будет возникать неизбежно, много раз. Слишком многое связывало нас друг с другом и одновременно с НТВ. Бесконечно талантливый, очень непростой человек, он сыграл слишком большую роль и в истории компании, и в моей личной судьбе. Так что об этом придется рассказать чуть подробнее.
    Так случилось, что Олег был едва ли не первым человеком, с которым я познакомился, едва перешагнув порог Останкинского телецентра в январе 1987 года. В ту пору еще никому не известный младший научный сотрудник Института США и Канады АН СССР Николай Сванидзе, с которым мы раньше дружили со студенческих лет, узнав, что я перехожу с «Иновещания» в программу «Время», тут же заявил: «Там работает отличный парень – Олег Добродеев. Он после истфака недолго работал у нас в институте, потом перешел на телевидение. Передавай ему привет и вообще держись его. Он – свой».
    Что я и сделал. Больше того, меня сразу же определили в дежурную смену редакторов международного отдела, где работал Олег. Так что специально искать знакомства с ним не понадобилось – мы проводили вместе каждый третий рабочий день, с утра и до позднего вечера. Именно Олег был одним из тех, кто учил меня азам телевизионной профессии. Знакомство вскоре переросло если не в дружбу, то по крайней мере в приятельские отношения.
    Добродеев был умен, отлично образован, эрудирован и хорошо воспитан. Не могу сказать, что все в Олеге восхищало меня тогда... Я видел, что он человек себе на уме, достаточно закрытый, немного сдержанно относившийся ко всему, что происходило тогда в стране, порой я замечал, как он незаметно, очень изящно избегает участия в бурных обсуждениях последних публикаций в «Московских новостях», «Огоньке» и других газетах и журналах перестроечного времени, с которых тогда начиналось каждое утро. Видно было, что не все ему нравится. Это меня немного смущало, но я воспринимал такое его поведение как понятную по тем советским еще временам осторожность человека, готовящегося делать серьезную карьеру.
    Олегу не нужно было скрывать своих амбиций: окружающие воспринимали его как восходящую звезду нашей будущей телевизионной журналистики. Так оно и вышло. Летом 89-го года, вскоре после незабываемого Первого съезда народных депутатов, в неполные тридцать лет Добродеев стал замом тогдашнего главного редактора программы «Время» Эдуарда Сагалаева и его правой рукой. Это назначение по тем временам воспринималось как сенсация.
    Олег не раз мне здорово помогал и в творческих делах, и в продвижении по служебной лестнице. А вскоре возможность помочь Олегу в трудный момент представилась уже мне. Времена были хоть и перестроечные, но, повторяю, все же советские, и ЦК КПСС, и КГБ, если что, были тут как тут. У Олега уже тогда, в 1989-м, вскоре после его головокружительного карьерного взлета возникли серьезные неприятности из-за того, что его старший брат Дмитрий – ныне известный писатель – по окончании служебной командировки за границу решил остаться там насовсем, по-старому говоря, стать невозвращенцем. Больше того, он устроился работать на радиостанцию «Свобода» в Мюнхене. В прежние времена Олег после этого никогда бы не смог остаться на столь высоком посту, как заместитель главного редактора главной информационной программы страны. В 1989-м, конечно, все было уже не так строго, но, насколько мне известно, Сагалаеву пришлось приложить немало усилий, чтобы защитить Олега.
    Но вскоре уже самому Сагалаеву пришлось несладко. Наступил 1990 год, когда в стране в последний раз попытались закрутить гайки. Горбачев все чаще становился на сторону противников реформ. Шеварднадзе на съезде депутатов в Кремле выступил со своей знаменитой речью, объявив об отставке и о наступлении диктатуры.
    На телевидение пришел новый начальник – Леонид Петрович Кравченко. Все его помнили как недавнего руководителя Центрального телевидения, которым он был назначен вскоре после прихода Горбачева к власти. С его именем связывали многие перемены на телевидении: возобновление работы многих программ «живьем», в прямом эфире, появление таких передач, как «До и после полуночи», как, разумеется, «Взгляд». Теперь Кравченко пришел с другим мандатом – навести порядок, положить конец журналистской вольнице и фронде. Программу «Взгляд» закрыли, «До и после полуночи» тоже вскоре исчезла из эфира, а Сагалаеву предложили уйти в почетную отставку с поста главного редактора «Времени» – на повышение. Новое начальство сразу же честно предупредило Олега, чтобы тот искал себе другое место. Мол, не сработаемся. Телевидение тогда было только одно, служба телевизионных новостей – тоже только одна на всю страну. Так что радужных перспектив у Добродеева не было, и он, кажется, всерьез думал о том, чтобы принять предложение, кажется, от одной французской телекомпании – пойти работать продюсером в ее московский корпункт.
    И тут неожиданно один мой старый телевизионный знакомый – Александр Любимов, с которым мы вместе работали еще на «Иновещании» и с тех самых пор были в приятельских отношениях, – вызвал меня на неожиданный разговор. Оказалось, что его бывший шеф – руководитель программы «Взгляд» Анатолий Лысенко – назначен гендиректором нового, еще только создававшегося Российского телевидения и ищет профессиональных телевизионщиков для службы новостей. В то время я, как и многие коллеги-журналисты, был романтически влюблен во все, что имело отношение к Ельцину, демократам, реформам и, разумеется, бегом побежал встречаться с Лысенко. Анатолий Григорьевич с порога огорошил меня предложением возглавить редакцию информации будущего РТР. Тут я честно сказал, что я – журналист, репортер, ведущий новостей, но не руководитель, никакого опыта не имею, но зато знаю человека, лучше которого найти невозможно. Фамилия Добродеева моему собеседнику ничего не говорила, но тем не менее Лысенко согласился с Олегом встретиться. Месяца через полтора, если я не ошибаюсь, 1 декабря 1990 года, Олег Добродеев возглавил дирекцию информационных программ ВГТРК. Я пришел вслед за ним: у него было удостоверение номер один, у меня – номер два. С тех пор почти десять лет я вот так шагал по жизни рядом с Добродеевым. Осенью 1991-го я без колебаний пошел вслед за ним обратно на Первый канал – тогда это была телекомпания «Останкино». Осенью 1993-го мы вместе ушли с Первого канала создавать НТВ, а расстались в январе 2000 года.
    Как и почему это произошло? Для многих это по-прежнему загадка.
    Нет и у меня полного объяснения, хотя многое мне гораздо лучше понятно, чем, наверное, даже большинству наших коллег, знавших ситуацию на НТВ изнутри. Ну а для людей извне: для политиков, журналистов, часто бывавших на НТВ и приходивших в восторг от неповторимой студийной атмосферы телекомпании, видевших, каким уважением и любовью был окружен на канале Олег Добродеев, наблюдавших за нашими с ним отношениями, известие о его уходе в январе 2000-го прозвучало как разорвавшаяся бомба.
    У большинства журналистов НТВ было чувство – многие, не сговариваясь, именно так мне об этом говорили, – как будто кто-то ушел из семьи. Ко мне походили и спрашивали: как же ты будешь без Олега?
    И вправду, многие, наверное, воспринимали нас как совершенно неразлучную пару. Кабинеты у нас были рядом, с общей приемной, а Добродеев был чрезвычайно непоседлив, казалось, выше его сил оставаться в кресле за рабочим столом больше десяти – пятнадцати минут, комнаты же наши были небольшие и довольно душные, к тому же в «Останкино» бывает, что стены имеют уши, и поэтому мы гуляли, гуляли по коридору до бесконечности, благо коридор и вправду был бесконечный: он шел, как по кругу, по периметру нашего восьмого этажа. Можно считать, что так мы проводили с Олегом совещания в узком составе, порой часами прогуливаясь по этому самому коридору. Многие, я знаю, до сих пор с грустью вспоминают эту картину. А тогда всем было тоскливо вдвойне. Казалось, с уходом Добродеева все рухнет в одночасье. Тем более что со временем в общественном мнении сложилось представление, что все успехи НТВ – это прежде всего заслуги Олега.
    Заслуги его и вправду огромны. Но я абсолютно убежден: кто бы что ни говорил, но НТВ никогда не было бы вообще, если бы не один человек – Игорь Малашенко.

    «Лучшего генерального директора у НТВ не было и едва ли будет»
    Для Гусинского НТВ на первых порах было все-таки дорогой игрушкой, к которой он совершенно по-ребячески то проявлял интерес, то терял его. Малашенко же оказался фантастически организованным человеком. Он мог, особенно в первые, самые трудные месяцы существования НТВ, не вставая из-за стола, работать весь день до позднего вечера, потом поехать на какой-то деловой ужин, чтобы в девять или десять утра на следующий день снова быть на рабочем месте. При этом он принимал решения порой моментально, очень редко откладывая их на потом. К тому же он великолепно знал английский, за полтора десятилетия работы в Институте США, в международном отделе ЦК КПСС, и затем в аппарате президента СССР у него накопился огромный опыт переговоров на самом высоком уровне, фантастические связи – Строуб Тэлботт, Кондолиза Райс и т.д. и т.п. Сын кадрового военного, все детство которого прошло в переездах из одного военного городка в другой, в зависимости от того, где служил отец, Малашенко удивительным образом не имел и намека на провинциальность. Пожалуй, второго такого же, столь же блестящего европейского человека в нашей элите я не знаю и по сей день. Большинство даже самых образованных и лощеных наших политиков, чиновников, бизнесменов удивительным образом обретают либо повадки советских аппаратчиков, либо спецслужбистов, либо бандюков (последнее было долгое время особенно модно). А Малашенко оставался самим собой – не подстраивался и не пытался дружить, не участвовал в традиционных мужских развлечениях со своими бизнес-партнерами и контрагентами: ни охоты, ни рыбалки, ни бани, ни тенниса, максимум – совместная трапеза. Хотя человек он был сложный – со своими «тараканами»: то гольф, то восточная философия, то иглоукалывание с йогой, то вдруг он становился фанатом фильма «Матрица» и всего, что с ней связано, включая фирменный стиль в одежде, то еще какое-нибудь новое увлечение. Многие ему завидовали и откровенно не любили. Мысли свои формулировал четко, не боялся говорить правду в глаза, если нет, значит, нет – и в том, к примеру, разительно отличался от того же Добродеева, который всячески избегал острых углов, неприятных разговоров, не любил отказывать людям в их просьбах, подолгу откладывал трудные решения, когда нужно говорить четко: либо «да», либо «нет». Собственно говоря, соперничество между Малашенко и Добродеевым, то утихавшее, то резко обострявшееся, то переходившее в почти открытую неприязнь, и стало, на мой взгляд, одной из главных причин, почему Олег в конце концов ушел с НТВ. Но были и другие причины. Об этом и о многом другом – в следующий раз.


    09.10.2003, «Газета»

    Евгений Киселев:
    «Для Добродеева всегда было очень важно быть при власти»

    Почему же все-таки один из основателей НТВ, Олег Добродеев, в январе 2000 года ушел из компании? Я убежден, что на этот вопрос нет однозначного ответа. Вели ли с ним переговоры представители власти, приглашали ли его возглавить ВГТРК? Не исключено.
    То, что многие люди, близкие к власти, в том числе и тогдашний фактический владелец ОРТ Борис Березовский, хотели бы перетянуть его на свою сторону, для меня секретом не являлось. Его уход ослаблял НТВ, а именно этого разными путями добивались наши недруги. К примеру, не без их участия компания «Видео Интернешнл», много лет продававшая рекламу на нашем канале, в самом конце 1999 года неожиданно разорвала отношения с НТВ, «Медиа-Мостом». Нам буквально чудом удалось в кратчайшие сроки создать собственную систему продажи рекламного времени, в противном случае НТВ оказалось бы на грани крушения. Не знаю всех деталей той истории, но политическая подоплека ее для меня очевидна, тем более ни для кого не является секретом, что один из главных наших тогдашних недругов, министр печати Михаил Лесин, очень тесно связан с «Видео Интернешнл».
    Но даже если Добродеев и вел с кем-то какие-то переговоры, пусть даже самые предварительные, в самых общих выражениях, – не думаю, что они стали единственным и решающим фактором его ухода.
    Кстати, для меня он неожиданностью не стал. Я понимал – к этому дело идет. Больше того, я знаю, что месяца за полтора до своего ухода Олег говорил некоторым близким своим людям, по крайней мере Татьяне Митковой, что это может очень скоро произойти.
    Причин, повторяю, было слишком много. Они были и политического, и корпоративного, и глубоко личного характера. Полагаю, что Олег очень точно просчитал развитие событий. У него был, безусловно, дар исторического предвидения; не всегда он срабатывал, но иногда Добродеев оказывался прав в своих прогнозах. Он понимал, что страна меняется, что меняются настроения, что Путин будет совсем другим президентом, а для Олега всегда – и это подтвердит любой человек, который его знает, – всегда было очень важно быть в определенных отношениях, конструктивных отношениях с властью, быть при власти. Я помню, что он всегда любил бывать в Белом доме, в Минпечати, встречаться с разными чиновниками. Для меня иногда это было как нож острый, такая неприятная, тягостная обязанность, а Олег на всякие встречи, инструктажи, брифинги, совещания ездил часто и с видимым удовольствием. Ну а когда приглашали в Кремль – мог бросить все, прервать совещание на середине и умчаться сразу, даже если была возможность эту встречу назначить на другой день. В общем, у него была безусловная тяга к власти. Плюс, конечно, для него важно было вписаться в новую политическую реальность. Что касается причин, которые я выше назвал «корпоративными», мне кажется, что он считал себя незаслуженно обиженным – что пост руководителя всего-навсего одной из компаний, входящих в «Медиа-Мост», недостаточен для него. Я думаю, что он хотел занимать некое другое, более высокое, положение в холдинге Гусинского. Олег явно всегда ревновал Гусинского к Малашенко, который постепенно стал правой рукой Гусинского во всех вопросах, касавшихся политики, общественных связей, отношений с государственными организациями.
    Порой мне казалось, что Олег переживал, что эту роль играет не он, или во всяком случае главную, первую скрипку в этих вопросах играет другой человек.
    Кроме того, мне кажется, при всей любви Добродеева к НТВ у него не было такого отношения к этой работе, как у меня, например (хотя я могу быть не прав). Он вообще был очень правильным, семейным человеком. Потрясающий отец! Но суровый – помню, зашел к нему на даче, чтобы забрать его и вместе ехать в Москву на работу, а Олег, уже уходя, с порога бросил сыну очень строгим голосом: чтобы к моему приезду выучил второй акт «Ревизора», вернусь – проверю. Я подумал про себя: вот это да!
    Да, НТВ для Олега это была прежде всего именно работа. Он очень редко засиживался, практически всегда аккуратно уходил домой часов в восемь – восемь тридцать, хотя жизнь в редакции бурлила едва ли не до полуночи; можно сказать, не имел друзей среди других журналистов НТВ (отношения со мной – особая история), держал дистанцию с сотрудниками, с редакционных вечеринок обычно уходил довольно быстро, мало пил – быстро хмелел и не хотел, чтобы коллеги видели его хоть немного подвыпившим. Мы смеялись – по-доброму, разумеется, как Олег в таких случаях проделывал какие-то загадочные манипуляции со стаканом виски и бутылкой минеральной воды, что-то отпивая, что-то переливая из бутылки в стакан и обратно...
    Для меня же, многих других людей (говорю об этом без всякого осуждения в адрес Олега) НТВ – это была вся жизнь. Все дружили, частенько устраивали всяческие посиделки, собирались компаниями, выпивали, пели песни, играли, как школьники, в какие-то смешные дурацкие игры, влюблялись, расставались, снова влюблялись. Часто засиживались на работе допоздна без особой надобности, просто потому, что не хотелось расставаться, хотелось продлить эту радость человеческого общения.
    Эта атмосфера передавалась и гостям, приходившим, например, на программу «Герой дня» – особенно когда ее стала вести Света Сорокина. Она стала истинной хозяйкой этакого «салона», который открывался сразу после эфира в комнате для переговоров, которая выходила в ту же приемную, что и наши с Добродеевым кабинеты. Вместе с ней и с ее очередным гостем там, бывало, сиживали и мы с Олегом, и корреспонденты, бывало, заходили «на огонек», и режиссеры, и редакторы. Светлана, красавица, умница, великолепная рассказчица, казалось, была способна обаять любого, самого чопорного и неприступного из высокопоставленных гостей. И они проводили с ней за разговорами под чай (а иногда и не только!) и час, и два после эфира.
    Отвлекусь, вспоминая смешной случай, когда на программу пришел как-то наш главный банкир Геращенко, тогда еще председатель ЦБ. Не многие знают, что Светлана – настоящий кладезь анекдотов, мастерски умеет рассказать любой, самый «соленый», без всяких словесных купюр так, чтобы получилось смешно, а не пошло... А Геращенко – тоже ходячая энциклопедия анекдотов, об этом ходят легенды. И вот они устроили на пару с Сорокиной такое соревнование, что просто, как говорится, всех святых выноси. Проходит час, мне надо доделывать дела, я извинился, пошел в свой кабинет напротив, через приемную, просидел там еще довольно долго и собрался уходить. Я думал, что я последний – секретарей мы давно отпустили, – так что я погасил свет в приемной и стал своим ключом запирать дверь. В этот момент вижу – бежит со всех ног помощник Сорокиной: «Ой, Евгений Алексеевич, не запирайте дверь, Светлана Иннокентьевна с Виктором Владимировичем еще беседуют». Вот был бы конфуз, если бы я их запер и ушел домой! «Ехали обратно поездом, курили в тамбуре и рисовали пальцем на морозном стекле вагона – совсем как в «Анне Карениной» – слово «Итоги», обсуждая, хорошее ли это название для будущей программы»
    Сейчас о многом вспоминаешь уже спокойно, даже с улыбкой, тем более что потом было ТВ-6, ТВС, но первое расставание – с НТВ – для большинства было тяжелым душевным шоком. Я вообще долго не мыслил, как можно работать где-то еще. Вот только сейчас могу, по прошествии двух с половиной лет, став редактором замечательной газеты «Московские новости», подтвердить: есть жизнь после телевидения! А тогда НТВ – это была семья, это был дом, и остаться без НТВ было то же самое, что примерно лишиться дома, лишиться семьи. Не хочу при этом никого обидеть – наверное, бывают другие люди, которые по-другому устроены, которым важнее остаться в политике, остаться в игре, остаться в системе, остаться востребованным властью. Больше того, я думаю, что в идеологическом смысле Олег Добродеев был случайным членом нашей команды, как когда-то говорили, попутчиком. Я в этом убедился весной 1999 года, когда у нас с Олегом впервые возник серьезный конфликт, который даже выплеснулся наружу, о нем многие в редакции знали, и предметом конфликта было то, как освещать события в Югославии, вокруг Косово, натовские бомбардировки. Олег тогда очень чутко почувствовал перемену настроений и во власти, и в обществе, попытался занять этакую просербскую, антинатовскую позицию. Я в «Итогах» занял позицию диаметрально противоположную. В общем, в какой-то момент Олег впервые положил на стол заявление об уходе. Гусинский тогда его отставку не принял, я тоже уговаривал Олега, как мог, забрать заявление обратно, что он и сделал в конце концов. Потом вся эта ситуация повторилась, когда началась вторая чеченская война и время от времени наша редакционная линия начинала крениться под пресловутым чубайсовским лозунгом «В Чечне возрождается русская армия!» Тогда я подумал про себя: а ведь если Олег в третий раз положит заявление об уходе на стол Гусинского, он его подпишет. Что и произошло в конце концов. А когда мы только начинали вместе, сперва в «Вестях, потом на первом канале у Егора Яковлева, потом на НТВ, тогда, в начале 90-х, с учетом политических реалий того времени, не было другого перспективного пути в карьере, кроме как заниматься независимой демократической либеральной журналистикой, работать на частную телекомпанию. И, возможно, Олег пошел по этому пути, приняв определенные правила, которым нужно было следовать. Но, наверное, в душе ему было очень тяжело – я помню, в каком-то интервью Добродеев, отвечая на вопрос, а не тяжело ли без НТВ, сказал: главное, чтобы был душевный покой и комфорт. И вот мне кажется, что, наверное, он действительно обрел душевный покой и комфорт, вернувшись на государеву службу, возглавив государственное телевидение, откуда мы все когда-то вышли и на котором он в свое время проработал достаточно долго.
    Я вот, когда пришел на телевидение в конце 80-х, мечтал – это было очень наивно, но я мечтал, чтобы оно стало походить на те же «Московские новости», на «Огонек».
    Я был уже далеко не юношей, но идеалы были абсолютно юношескими тогда, году в 87-88-м. И мне хотелось работать именно на таком телевидении, которое восприняло бы и претворило в жизнь самые лучшие традиции советской журналистики того замечательного незабываемого периода конца 80-х. А есть люди, которые совсем по-другому устроены. Теперь, по прошествии лет, я смотрю на это достаточно философски – есть консерваторы, есть либералы, есть государственники, есть почвенники, есть западники, есть славянофилы. Лишь бы только журналистам и всему обществу не навязывали сверху какую-то одну систему координат. Увы, сейчас именно это и происходит.
    Были, разумеется, и мелкие, сугубо личные причины. Порой мне кажется, что Добродеев просто устал от меня, от того, что мы все время работали вдвоем, что я был как бы постоянно присутствующим дублером. Мне казалось, что мы друзья, было время, ходили друг к другу в гости, даже несколько раз ездили отдыхать семьями за границу, первый раз это было в конце 91-го, когда мы с женами были в Таллине, помню, ехали обратно поездом, курили в тамбуре (Олег тогда еще не бросил курить) и рисовали пальцем на морозном стекле вагона – совсем как в «Анне Карениной» – слово «Итоги», обсуждая, хорошее ли это название для будущей программы. Но теперь я часто думаю, что Олег на самом деле тяготился этими отношениями, отбывал номер, а на самом деле я его раздражал все больше и больше.

    «Первое серьезное столкновение»
    Первый случай, первое серьезное столкновение, подействовавшее на меня, как холодный душ, произошло весной 95-го года – в первый раз проводилась церемония ТЭФИ. Тогда по вине организаторов церемонии (хотя никакого злого умысла в этом не было) у Добродеева оказались неудобные места, да еще возглавляемая им служба информации не была представлена в числе соискателей премии. А вышло так: поначалу ТЭФИ Олега вообще мало интересовала, это было для него очень характерно: делом надо заниматься, а не всякой ерундой. Тем более что в первый год существования Академии российского телевидения Олега не выбрали в число ее членов, а меня выбрали, и это его задевало. Короче говоря, кого выдвигать от НТВ, решал генеральный директор, Игорь Малашенко. В результате по номинации «информационная программа» телекомпания НТВ выставила «Итоги». Программа вошла в финальную тройку, но затем, между первым и вторым турами тайного голосования, по настоянию Познера «Итоги» сняли с дистанции под тем предлогом, что ведущий программы – член академии и негоже в первый год награждать академиков. Не исключаю, что на самом деле был какой-то нажим из Кремля, где в то время, весной 95-го, «Итоги» просто ненавидели. В результате наша служба информации осталась за бортом конкурса. Похоже, Олег понял это лишь тогда, когда пришел в зал старого МХАТа, увидел там весь телевизионный и политический бомонд, включая первую леди, жену президента Наину Ельцину, множество прессы, телекамер и понял, что недооценил серьезность мероприятия. Да тут ему достались еще и какие-то неправильные места. В результате он просто-таки впал в истерику. Между нами произошла первая крупная ссора. Кое-как мы помирились и потом долго работали душа в душу, и та ссора стала забываться, а потом конфликты стали повторяться вновь.
    Олега, безусловно, многое во мне могло раздражать – я ведь совсем не ангел: свойство, слушая собеседника, чем-то посторонним заниматься, привычка все время что-то писать (наверное, это может настораживать собеседника: чего это он конспектирует наш разговор?) и моя дурная манера замолкать на полуслове, погружаясь в какие-то посторонние мысли, и моя болезнь – все время куда-то опаздываю... Для кого-то это милые слабости, а для кого-то – полная анафема...

    «Запомни, умный начальник должен время от времени давать подчиненным повод посмеяться над собой. Важно только не переборщить»
    Впрочем, у Добродеева были свои смешные свойства характера. Например, он, как правило, пропускал мимо ушей вещи, которые его в тот момент не интересовали. Эти его качества хорошо знали многие подчиненные и умели ими пользоваться. К примеру, большинство корреспондентов службы новостей НТВ, устав от рутинной работы, любили время от времени снять какой-нибудь репортаж для души. Часто – что-нибудь сенсационное, что на поверку оказывалось полной ерундой. Придя к Добродееву за разрешением, они делали вид, что хотят посоветоваться по поводу какого-нибудь важного политического оперативного материала, причем старались, чтобы это было в моем присутствии или в присутствии кого-нибудь еще из руководителей редакции. Продемонстрировав всем своим видом готовность «служить царю и отечеству», сиречь ежедневным новостям НТВ, очередной хитрец уже на пороге, как будто вспомнив о чем-то в последний момент, поворачивался к Добродееву и выпаливал скороговоркой: «Ой, да, Олег Борисыч, чуть не забыл... Тут вот есть такая интересная тема... В городе Тьмутараканске нашли следы инопланетян... Можно в командировочку, дней на несколько...Не возражаете? Я вот этот сюжет доделаю и махну, а? В счет отгулов... Ладно?»
    Добродеев, довольный служебным рвением визитера по поводу сегодняшнего материала, но уже потерявший к этому моменту интерес к разговору, в 50 процентах случаев в такой ситуации говорил, мол, хорошо, хорошо, сейчас поторопись, главное – этот материал, который мы с тобой только что обсуждали, успей к эфиру смонтировать... Спустя неделю Олег мог совершенно искренне возмущаться: какого черта корреспондент, к примеру, Мамонтов поехал в Тьмутараканск снимать какую-то заведомую лабуду про инопланетян, когда тут в Чечню ехать некому?! Кто ему разрешил эту командировку?! И страшно удивлялся, что, оказывается, разрешил эту поездку Мамонтову – при свидетелях! – он сам, Олег Борисович Добродеев.
    А еще все знали, что Добродеев – жуткий ипохондрик, прямо как классический герой Джерома К. Джерома, тот, что на самой первой странице книги «Трое в лодке» находит у себя все симптомы практически всех болезней, кроме родильной горячки.
    И если кому-то предстояло какое-нибудь объяснение с Добродеевым или разговор с ним принимал сложный оборот, все знали верный способ избежать неприятностей: надо было только вдруг схватиться за бок, поморщиться, скрипнуть зубами и спросить: «Послушай, старик, ты не знаешь, что это может быть – вот два раза кольнуло в груди, потом отпустило, потом еще два раза кольнуло, но уже в руке, потом заныло под ложечкой и в ногу отдает?» – и тебе было гарантировано, что Добродеев, забыв обо всем, бросится выяснять твой анамнез, расспрашивать тебя, давно ли ты мерил давление, и в конце концов начнет звонить какому-нибудь медицинскому светилу, которых среди его знакомых было великое множество, договариваться о твоем визите в ЦКБ, Кардиоцентр или еще какое-нибудь наисерьезнейшее медицинское учреждение.
    Кстати, точно так же можно было сбить с панталыку и автора этих строк, вроде бы невзначай задав какой-нибудь наивный вопрос, касающийся одного из предметов моих увлечений: чем красное вино из Бордо отличается от бургундского, кто лучше играет в теннис – Сампрас или Агасси, или почему покойный император Николай II был так похож на английского короля Георга V?
    И лишь когда мой рассказ подходил к драматическому моменту в истории про то, как король Георг не смог или не захотел предоставить своему кузену, «милому Ники», политическое убежище в Великобритании, а потом, мучаясь своей виной за гибель царской семьи, послал за последними спасшимися от гибели Романовыми отряд военных кораблей во главе с броненосцем «Мальборо», чтобы эвакуировать их из Крыма... и вот лишь в этот момент я вдруг замечал, что присутствующие коллеги просто давятся от смеха, наблюдая, как меня в очередной раз «развели»... Думаю, и Олег Добродеев прекрасно знал, что над ним посмеиваются. Во всяком случае, я очень хорошо помню, как он однажды очень серьезно сказал (у него порой прорезалась такая наставительная манера): «Запомни, умный начальник должен время от времени давать подчиненным повод посмеяться над собой. Важно только не переборщить».
    Олег, видимо, не одобрял моих приятельских отношений с некоторыми более молодыми коллегами. Уже после его ухода с НТВ я понял это, когда наткнулся в одном из первых интервью Добродеева в его новом качестве руководителя государственного телевидения на раздраженные строки про то, что не надо, мол, лишний раз с молодыми журналистами красное вино пить (или нечто в этом роде). Намек был на давнюю традицию программы «Итоги» устраивать в воскресенье вечером, после эфира, посиделки, на которые я, увлекшись собиранием вин, обычно приносил бутылку-другую чего-нибудь необычного. Добродеев этих посиделок избегал, хотя и частенько оставался смотреть программу на работе. Наверное, отчасти он был прав, отчасти просто ревновал ко мне некоторых корреспондентов, которые сами тянулись к общению со мной.
    Что ж, слова Богу, хоть нескольких из них я убедил в преимуществах легкого хорошего вина перед дешевой и скверной водкой (сколько моих бывших коллег заплатили талантом и карьерой за пристрастие к этому отечественному напитку!).
    Надо сказать, что у каждого из нас двоих были свои привязанности: как-то получилось, что по-человечески мне оказалось интереснее общаться с молодыми журналистами, склонными к аналитической работе, хорошо владевшими пером, которым удавалось сделать репортаж с элементами иронического комментария, фельетона, гротеска. Мне нравились ребята, у которых, несмотря на разницу в возрасте, были взгляды и убеждения, схожие с моими. Добродеев же явно благоволил к этаким «мачо» – к тем, кто любил короткие военные стрижки, камуфляжную форму, командировки в «горячие точки»... Так что потом все было закономерно – за Олегом на РТР пошли в основном журналисты такого склада.

    «Цыварев был человек из породы неформальных лидеров, мгновенно обраставший друзьями»
    Кроме Олега, Малашенко, меня и, разумеется, Гусинского и Зверева изначально среди отцов-основателей НТВ был еще режиссер Алексей Цыварев. Даже была такая парадная официальная фотография: Малашенко, Добродеев, Киселев, Цыварев. Его фигура, может быть, не так интересна читателям, о нем мало кто знает за пределами телевидения, но не сказать ничего об Алексее в заметках, которые прочтут многие наши коллеги, было бы просто неправильно. Цыварев был режиссером в программе «Время», еще работая там, я обратил на него внимание: человек, без сомнения, талантливый, независимый, нестандартно мыслящий. Мы познакомились и подружились. Когда создавалась программа «Итоги», я пригласил в нее Алексея. Именно он сколотил добрую половину режиссерско-редакторской команды, которая делала «Итоги» в самом начале, а некоторые из той команды проработали со мной до самого последнего дня – на ТВС.
    Цыварев был человек из породы неформальных лидеров, мгновенно обраставший друзьями, приятелями, учениками, с обожанием смотревшими ему в рот.
    В силу специфики режиссерской профессии на телевидении он гораздо больше, чем я или Добродеев, общался с операторами, звукорежиссерами, монтажерами, ассистентами, художниками, видеоинженерами. И когда мы стали создавать НТВ, Алексей оказался совершенно незаменимым человеком для того, чтобы сформировать эту часть команды. Сколько блестящих людей он привел на НТВ! А ведь задача была на самом деле из разряда «миссия невыполнима»: в 1993 году в стране было только государственное телевидение, которое, несмотря ни на что, воспринималось большинством людей нашего цеха как символ стабильной работы и жизни, где есть надежный кусок хлеба. А тут надо было уговорить лучших профессионалов уйти, по сути дела, в никуда, в какую-то шарашкину контору, еще не имеющую эфира, к какому-то Гусинскому, про которого уже тогда в газетах иногда писали неизвестно что. А люди операторского, режиссерского, видеоинженерного цехов гораздо большие консерваторы и гораздо меньшие революционеры-демократы, чем журналисты – ведущие, корреспонденты, редакторы. Задача соблазнить их переходом на НТВ была под силу только такому человеку, как Алексей Цыварев. Хохмач и анекдотчик, бесшабашный гуляка и душа любого застолья, человек безусловно одаренный, художник и даже немного писатель (не так давно в «Юности» было опубликовано несколько его рассказов), этакий дед Щукарь, умевший своими «рассказками» с неподражаемым ростовским акцентом расположить к себе любого собеседника – помню, как на званом обеде в «Газпроме» он просто-таки солировал весь вечер и заставил Черномырдина с Вяхиревым хохотать до слез. А его артистичные розыгрыши! А его меткие шутки!
    Жертвой одной из них пал еще один человек, много сделавший для НТВ, – Михаил Шмушкович, наш первый исполнительный директор, ныне один из заместителей Добродеева в ВГТРК. Миша пришел в компанию позже других ее руководителей, в конце 1993 года. Гусинский сказал тогда Малашенко: ты не можешь заниматься всем, нужен человек, который отвечал бы за текущие финансы, административные и хозяйственные вопросы, и вот Миша, я его давно знаю, можешь ему доверять, прошу любить и жаловать.

    «Если бесплатно, то купим»
    Исполнительный директор, каким бы славным мужиком он ни был, – человек, обреченный на непопулярность. Ведь именно он все время норовит подрезать крылья журналистской фантазии, сократить расходы, укрепить финансовую и хозяйственную дисциплину, отказаться от ненужных трат, то и дело требует отчета, куда и зачем ушли деньги. У Шмушковича была любимая присказка: «Если бесплатно, то купим». Наш дизайнер, автор знаменитого фирменного зеленого шарика НТВ и вообще первооткрыватель такой профессии, как дизайн телеканала, Семен Левин даже специально нарисовал в подарок Шмушковичу плакат с этим изречением, который Миша гордо повесил на стену в кабинете у себя за спиной, так что люди, приходившие к нему на переговоры предлагать НТВ какие-нибудь услуги или программный продукт, сразу понимали, что с этим клиентом придется нелегко.
    На самом деле иметь в компании строгого исполнительного или финансового директора категорически необходимо, и в любой компании обязательно должен быть один такой «злой начальник», но журналисты – народ творческий, к ним особый подход нужно иметь. А Михаил Яковлевич по неопытности или от чрезмерного усердия в какой-то момент перегнул палку, и его, как и следовало ожидать, сильно невзлюбили.
    Надо сказать, что до прихода на НТВ Шмушкович работал, если я не ошибаюсь, коммерческим директором Парка Горького или вроде того – и кстати, неплохо работал. Во всяком случае легенда гласит, что выбор Гусинского пал на Шмушковича под впечатлением от истории про то, как Миша решил проблему доставки в этот самый парк советского космического корабля многоразового использования «Буран», который встал там потом в качестве аттракциона.
    А проблема была такая: «Буран» везли в ЦПКиО по Москве-реке на специальной барже. В последний момент оказалось, что по высоте вертикального хвостового оперения «Буран» не проходит под сводами Крымского моста. Что делать?
    Как гласит легенда, Шмушкович якобы сумел – ни много ни мало – найти соответствующие городские службы и договориться с ними, чтобы те временно спустили уровень воды в реке ровно настолько, чтобы баржа с «Бураном» смогла проплыть под мостом! Так ли все это было или это просто красивая байка, но до сведения энтэвэшной широкой общественности описание этого Гераклова подвига Шмушковича не дошло, слышали лишь одно: наш сердитый и прижимистый исполнительный директор раньше работал в ЦПКиО имени Горького.
    И вот тут-то, воспользовавшись пробелом в информации, наш коварный острослов Алексей Демьянович Цыварев и подложил Михаилу Яковлевичу подлянку. Под страшным секретом он сообщил одному из наших коллег, специально, разумеется, выбрав такого, кто славился абсолютным неумением держать язык за зубами, что Шмушкович-то, оказывается, работал в Парке Культуры... начальником лодочной станции. Разумеется, конфидент немедленно донес эту сногсшибательную новость до широких журналистских масс. Слух распространился мгновенно, а кличка Лодочник надолго приклеилась к Шмушковичу. И потом еще долго друзья с нескрываемым удовольствием подкалывали Мишу при случае: мол, смотри, это дело серьезное – это тебе не на лодочной станции весла отдыхающим выдавать...
    Миша сердился, бегал жаловаться к Гусинскому, к Малашенко, но в ответ услышал – это тебе урок, научишься строить отношения с журналистами. К чести Шмушковича надо сказать, что он никогда не был злопамятным человеком, а наоборот, долго зла ни на кого не держал и по-человечески общаться с ним было легко. И еще надо отдать должное Михаилу, что в свое время, когда был пожар на Останкинской башне, он проделал вместе с нашими техническими специалистами колоссальную работу, чтобы вновь заработали передатчики НТВ. Пожар ведь случился, когда НТВ было уже в жестокой опале, и если государственным компаниям помогали изо всех сил восстановить вещание, то нам, как говорится, через не хочу. И все-таки в этой враждебной обстановке Шмушкович сумел добиться своего.
    А ведь был вариант (по-моему, не без политической подоплеки), что сгоревшие антенны и фидеры (о, это модное тогда слово – «фидеры»!) НТВ могли вообще не вернуть на башню – мол, форс-мажорные обстоятельства, в связи с пожеланиями трудящихся, в первую очередь восстанавливаем вещание ОРТ и РТР, а для НТВ нет технической возможности... И тогда без нормального вещания на Москву НТВ задохнулось бы просто экономически, упали бы рейтинги, ушла реклама, прекратились бы поступления денег – и все, крышка. Кстати, примерно такой вариант был использован для умерщвления ТВС, когда канал отключили от московских кабельных сетей и после этого он не прожил и месяца...

    «Все эти розыгрыши, излишне частые упражнения в едком остроумии в адрес Малашенко, которого Цыварев почему-то выбрал своим объектом, в результате вышли ему самому боком»
    Возвращаясь к рассказу про Алексея Цыварева, вспоминаю, как в кабинете Малашенко появились клюшки для гольфа, специальная дорожка искусственной травы, чтобы тренировать завершающий удар – put – в лунку, а в одном из модных журналов для семейного чтения появилось фото хозяина кабинета на гольф-поле в соответствующем облачении.
    Цыварев тогда тонко подметил, что Игорь занялся диковинной заморской игрой не из особой любви к ней, а больше для того, чтобы эпатировать публику необычным, весьма редким по тем временам спортивным увлечением (бросить вызов общественному мнению, где в моде был теннис). И начал над ним изощренно подшучивать, но как!
    Время от времени в присутствии Малашенко Алексей делал вид, что обсуждает с какими-то приятелями по мобильному телефону некое свое новое загадочное увлечение, сыпал терминами – что-то про экипировку, седла, клюшки, хлысты, лошадей...
    Игорь прислушался раз, другой, третий и наконец, улучив минуту, отозвал меня в сторону и спросил: неужели твой друг Цыварев и вправду стал играть в поло? В голосе его была своеобразная досада, и я подумал: надо же, Игорь поверил и даже огорчился – мол, ах ты, черт, перещеголяли меня! В точку попал наш шутник!
    Впрочем, все эти розыгрыши, излишне частые упражнения в едком остроумии в адрес Малашенко, которого Цыварев почему-то выбрал своим объектом, в результате вышли ему самому боком. Игорь вообще с самого начала недолюбливал Алексея, считая его пустословом и достаточно бесполезным человеком.
    Это было, на мой взгляд, совершенно несправедливо, вот только со временем Цыварев стал давать все чаще «подставляться». Испытание высоким положением, властью над людьми, деньгами, выдержать нелегко. От всего перечисленного, как говорится, крышу сносит легко. А Игорь, в какой-то момент по-настоящему затаивший на него обиду, при первом же удобном случае рассчитался сполна.
    В 1996 году Алексей неосторожно согласился занять должность генерального директора спутникового телевидения НТВ+, которая оказалась ему не по плечу (тут и мы с Добродеевым виноваты – не отговорили товарища от ошибки), наделал массу управленческих и человеческих ошибок, поставил проект на грань срыва, а Малашенко мастерски высветил все эти ошибки и, что называется, разыграл несложную аппаратную интригу, в результате которой Алексея с треском уволили с работы и стоило немалых усилий защитить его от дальнейших репрессий: не на шутку рассерженный Гусинский требовал, чтобы его уволили отовсюду, но – надо отдать должное – Олег Добродеев его отстоял, оставил в телекомпании.
    К сожалению, Цыварев на всей этой истории как-то сломался психологически и не смог вернуться к полноценной творческой работе на канале. Когда-то давным-давно, весной 1989 года, еще в программе «Время» мы вместе с ним сделали мой первый в жизни документальный фильм «Командировка в Сиэттл». Я был автором сценария, Алексей – режиссером. Очень наивная такая работа, вполне в раннеперестроечном духе, сделанная из, в общем-то, случайного материала, снятого мной в США. Тем не менее фильм тогда заметили, кто-то даже из маститых телекритиков хвалил его в прессе.
    Через 10 лет мы снова сделали документальный фильм «Правнук императора», которым я горжусь до сих пор. Это была, увы, последняя работа Алексея на НТВ, во всяком случае последняя, о которой я знаю.

    Источник: ...

Новое сообщение

Чтобы добавить новое сообщение, заполните поля нижеследующей формы

Ваше имя:

Ваш E-Mail:

Сообщение: *

Введите код указанный на картинке: *
KEYCODE


поиск